Интересное, подготовка к экскурсиям

Вот что читаю с большим интересом.
И записываю: про Антверпен и Рубенса, о символах.

Северная башня собора Богоматери - 123 метра, южная башня 65 метров, средний неф 28 метров и купол на пересечении нефа и трансепта 43 м.
Длина нефа собора 118 метров, а на уровне трансепта 67 м в ширину.
Общая площадь примерно 8.000 квадратных метров. Это достаточно, чтобы здесь разместились 25.000 человек.
Крыша площадью более 10.000 квадратных метров.
Собор имеет 7(!) нефов, 125 колонн и 128 окон, 55 из них с витражами.
Во время господства гильдий и цехов, у каждой были свои собственные алтари, (57 алтарей гильдий).
Орган Schyvenorgel 19-го века имеет 90 регистров и 5770 труб.
В соборной колокольне есть карильон из 49 колоколов.

Надо бы основательно провести сравнительный анализ Антверпенского и Кёльнского соборов...

А вот ещё о жизни Рубенса. Цитирую работу К.В.Уэджвуда "Мир Рубенса" (Щедрый дар Божий)

...Питер Пауль увидел Антверпен лишь в десятилетнем возрасте, род Рубенсов жил там, по крайней мере, два века. Поэтому для них это не был чужой город, а место, где было полно родственников и друзей. Хотя Рубенс родился в ссылке, он всегда себя чувствовал истинным сыном Антверпена. Когда Ян с Марией бежали из него в 1568 году, Антверпен был оживленным центром торговли в Северной Европе. В этот город, расположенный на реке Шельде, в 50 милях от впадения ее в Северное море, прибывали товары со всей Германии, а приписанные к нему корабли плавали в Скандинавию и Англию, на север, на юг, в Испанию и Португалию, через Средиземное море в Италию и через Атлантику в Америку. В Антверпене были многочисленные колонии испанцев, португальцев, итальянцев, немцев и англичан. Он был не только главным финансовым рынком Европы, но и одним из самых крупных городов в мире. Итальянский дипломат Лодовико Джуччиардини оставил описание Антверпена в период его расцвета. Он восхищался его великолепным портом, его живыми, бурлящими улицами, его прекрасным храмом со звонницей гармоничных форм с 33 колоколами, величественной ратушей и биржей с ее поразительной архитектурой, где постоянно встречались банкиры и купцы из разных стран мира. В городе было пять школ, там жило множество художников, там была типография, основанная в 1555 году Кристофором Плантеном. Она была одной из лучших в Европе и славилась своей изысканной продукцией и строго научной педантичной корректурой. «Жители Антверпена, - писал Джуччиардини, - добропорядочные, цивилизованные, простые люди, обладающие изрядным здравым смыслом. Большинство из них, включая и женщин, разговаривают на трех или четырех иностранных языках... Мужчины и женщины всех возрастов одинаково хорошо умеют одеваться. В любое время там устраивают празднества, банкеты и танцы... Короче говоря, каждый район, каждая улица говорят о состоятельности, силе, пышности и великолепии города». Таким был Антверпен в период своего расцвета, когда Мария Рубенс была девочкой. Но он стал совершенно другим, когда она вернулась домой со своими детьми в 1587 году. Антверпен сильнее других нидерландских городов пострадал как от испанского ига, так и от поднятого против него мятежа. События, приведшие к столь печальным последствиям, произошли давно, еще до рождения Рубенса, но они сыграли весьма важную роль в формировании политических и религиозных взглядов, которые потом преобладали в его личной жизни. ... Когда он был ребенком, то, несомненно, слушал рассказы матери о давно минувшем славном прошлом города. Но ведь для ребенка прошлое - это что-то вроде сказки, а не реальный мир. Рубенс никогда не видел этого великолепия собственными глазами. Когда он впервые приехал в Антверпен, город находился в плачевном состоянии. Его население сократилось до 45 000 человек, вдвое меньше, чем двадцать лет назад. Ужасающие следы разграбления города в 1576 году и продолжительной осады были видны повсюду - в разрушенных, заброшенных зданиях, в церквах с разбитыми, заколоченными досками окнами, на опустевших улицах, на выжженных огнем окраинах. Выход к морю оставался небезопасным, так как устье реки Шельды блокировали голландцы. Когда-то процветавшие колонии иностранных купцов заметно поредели; многие из них вообще исчезли вместе со своими торговыми лавками. После окончания войны наступил голод, и в течение первых лет после возвращения в Антверпен семьи Рубенсов там почти не слышалось музыки, не было никаких празднеств и никто не носил красивой одежды. Постепенно началось возрождение города. Испанское правительство превратило Антверпен в финансовый центр и перевалочный пункт для снабжения всем необходимым своей армии, расквартированной на территории Южных Нидерландов. В результате таких шагов город вернул себе в какой-то степени славу европейского финансового рынка. Голландцы, несмотря на непрекращающуюся войну, начали разрешать судам выходить по Шельде в море после уплаты таможенного сбора. Таким образом снова стала возможной заморская торговля, хотя, конечно, она так и не достигла прежнего уровня. Неухоженная сельская местность постепенно вновь стала обрабатываться. Мало-помалу, благодаря упорству горожан, к ним вернулось относительное процветание. Возродилась культурно-духовная жизнь города.

Вот что пишет К.В.Уэджвуд про эстетическое образование Рубенса, тщательное изучение композиции, интерес к интеллектуальным аспектам профессии. Учитель Рубенса Вениус "особенно славился своими знаниями символов, таких художнических образов, с помощью которых можно было визуально передать абстрактные идеи" - весьма интересно:

Такие символы теперь применяются в живописи очень редко, так что немногим из нас они известны. Например, голубь с оливковой ветвью обозначает мир, весы - правосудие, лавровый венок - победу. Однако в XVI столетии пропаганда идей через символы была общепринятой формой искусства как народного, так и возвышенно-интеллектуального. Святые, конечно, обладали собственными атрибутами. Символом святой Екатерины было колесо, на котором она приняла пытку, Марии Магдалины - сосуд с нардовым миром, которым она умащала ступни ног Иисуса, для святого Иеронима - лев, с которым он подружился в пустыне. Но даже на портретах, аллегориях и светских картинах использовались различные символы, служащие бессловесными комментариями. На картинах птицы, цветы и животные изображались с вполне определенной целью. Заяц означал бдительность, кот или кошка - свободу, змея - мудрость. Разные цветы указывали на разные добродетели, а если их лепестки опадали, то это означало эфемерность молодости и красоты. От каждого художника требовались знания таких символов, и для их объяснения существовали даже специальные учебники. Не слишком запутанные символы приводили всех в восторг, образованным людям нравилось расшифровывать скрытый смысл изображений на картинах. Такая ученая игра придавала интерес даже самым приземленным работам. Но в руках гения этот прием мог создать бесконечно разнообразные видения, вызывающие неподдельное наслаждение. Накопленные в течение всей жизни огромные знания символов служили Рубенсу горючим, способным воспламенить его воображение. Ему ничего не стоило передать свои идеи (или идеи его патрона) в собрании визуальных образов. ... Рубенс стяжал славу для города, куда устремился поток покупателей. Путешественники, выражавшие малейший интерес к миру искусства, часто делали большой крюк, чтобы заглянуть в Антверпен, посмотреть на его коллекцию картин и статуй, а также понаблюдать за работой мастера в его мастерской.
... С 1610 года Рубенс владеет домом на улице, идущей вдоль канала Ваппер возле площади Мэйр. Четыре года он выжидал, прежде чем приступил к строительству особняка, о котором давно мечтал. Первоначальная постройка, которую он сохранил, была совсем простая: на первом этаже широкая дверь и пять окон со средниками, на втором этаже шесть точно таких же окон, под крышей с коньком два чердачных оконца. Рубенс пристроил к этому зданию новый флигель, этажом выше старого и совсем в другом стиле: в нем пять высоких окон, а над ними пять окон поменьше. Венчает это новое здание крыша с широким карнизом, который украшен солнечными часами. (а что внутри?)
... Племянник Рубенса, который провел большую часть молодости под присмотром своего дяди, оставил нам живое описание распорядка его дня, всегда заполненного работой, физическими упражнениями, регулярными отправлениями церковных служб. Каждое утро Рубенс вставал в четыре часа, чтобы послушать мессу. Позавтракав, он шел в мастерскую. Там он работал приблизительно до пяти вечера, но его продолжительный, утомительный рабочий день прерывался на несколько минут из-за прихода посетителей, с которыми он живо беседовал, продолжая рисовать. Когда визитеров не было, он диктовал секретарю письма или просил кого-нибудь почитать ему главу-другую из книг его любимых авторов. Что касается литературы, то у Рубенса был разносторонний, не ограниченный никакими рамками вкус. Ему нравились многие писатели, выражавшие в своих сочинениях разнообразные взгляды, включая и религиозные. Больше всего он ценил старинные книги, а также книги о путешествиях, где он искал нужную ему информацию и идеи, которые тут же на лету схватывал, воспламеняя ими свое воображение. Во время работы он мало ел. Обычной легкой закуской в XVII веке был бутерброд с сыром, к которому Рубенс добавлял фрукты из своего сада, когда был сезон. Семейный обед происходил обычно в конце рабочего дня. Несомненно, это была типично фламандская трапеза, где подавалось жаркое, рыба, яйца, пирожки и пирожные, и все это обильно запивалось пивом местного производства или же французским или рейнландским вином. Рубенс и ел, и пил умеренно. Летом, по вечерам он пешком отправлялся куда-нибудь подальше от дома, чтобы подышать свежим воздухом на природе. Иногда он совершал прогулки верхом. Он был отличным наездником и умел грациозно держаться в седле. Рубенс теперь был достаточно богатым человеком, чтобы позволить себе держать пять отличных скакунов. Две лошади, которые неоднократно появляются на его полотнах, - одна серая в яблоках с длинным хвостом, а другая гнедая, благородных кровей, с белой звездой на лбу, - вероятно, были его любимицами. Так как его мастерская была постоянно открыта для посетителей и друзей, сам Рубенс редко выходил из дому, разве только чтобы посетить мастерские интересующих его художников или зайти с визитом к друзьям. Среди его самых близких друзей следует отметить бургомистра, очень образованного человека Антверпена Николаса Рококса, известного ученого-антиквара Каспара Гевартса и владельца типографии Плантена Бальтазара Моретуса. Он написал пять портретов Рококса и Гевартса. Для Моретуса он не только делал эскизы для титульных листов его книг, но также разработал целую схему декоративного украшения его дома, нарисовав серию портретов для каждой из комнат, на которых изобразил множество персонажей - от членов семьи Плантена Моретуса до святых и мудрецов прошлого. Рубенс был в теплых дружеских отношениях еще с одной семьей - купца Даниэля Фоурмена, занимавшегося продажей шелка и гобеленов, который жил со своим весьма многочисленным потомством - четырьмя сыновьями и семью дочерями. Старшей из дочерей была Сюзанна, привлекательная девушка с нежным остроносым личиком и большими живыми глазами. Ее несколько раз рисовали и Рубенс, и Ван Дейк. Наиболее известным и замечательным из портретов, написанных Рубенсом, было полотно «Соломенная шляпка» (на самом деле - это фетровая шляпка, отороченная бобровым мехом, что было в большой моде в те времена. Многие ученые считают, что ошибка произошла из-за значения французского слова «paille» (солома), которое в то время имело еще и другое значение - «убор». Специалисты утверждают, что такое название картине дал не Рубенс, оно появилось позже, и что это просто заблуждение: под слоем темного лака неопытный глаз мог принять фетр за солому). ...Ее младшая сестра Елена обещала с детства стать самой красивой в семье. Вполне вероятно, что Рубенс, который постоянно что-нибудь рисовал, заметил красивые черты лица девочки, ее жесты, и они запечатлелись в его памяти. Он нарисовал ее, как этого требует давнишняя традиция, в десятилетнем возрасте в образе Девы Марии в своей картине «Воспитание Богоматери». Продолжительная работа в мастерской не отвлекала Рубенса от полнокровной семейной жизни. ... Изабелла Рубенс управляла своим большим домом с никогда не изменявшим ей хорошим настроением. Она не только постоянно приглядывала за детской, но и заботилась о том, чтобы на столе мастера всегда всё было, учитывая аппетиты многочисленных посетителей и его проголодавшихся юных помощников. По дому она работала не покладая рук, как и ее супруг в мастерской. Кое-кто из покровителей, конечно, не мог этого не заметить, и время от времени ей присылали подарки - драгоценные украшения, элегантную пару перчаток, модную шляпку. ... В 1626 году он трудился еще над одним алтарем для Антверпенского собора, где в приделе была установлена его картина «Снятие с креста», написанная по заказу «аркебузьеров». Теперь ему предстояло расписать высокий алтарь на тему Успения Богоматери, ... он настоял на том, чтобы писать этот образ на том самом месте, где он будет установлен, чтобы на ходу решать все возникающие с освещением картины проблемы. Клир собора с радостью на это согласился, и в течение многих месяцев службы проходили в боковом приделе, а весь алтарь был скрыт за занавеской, где Рубенс мог без помех работать над своей картиной. Рубенс продолжал работать над «Успением», когда вдруг его до сих пор счастливая жизнь разбилась вдребезги... летом 1626 года, после семнадцати лет счастливой супружеской жизни, умерла Изабелла Рубенс. Это был суровый удар судьбы. Причина ее смерти неизвестна, но, как полагают, она скончалась от чумы, которая свирепствовала летом того года в Антверпене. Какова бы ни была причина, Рубенс вдруг осиротел, оставшись один, ...ему приходилось искать утешение в работе и в религии. В чуткой тишине собора он писал «Успение Богоматери», и эта картина до сих пор висит на том же месте. Богоматерь благостно устремляется к небесам на поддерживаемом херувимами облаке, и ее принимают наверху ангелы. Одни плакальщики глядят вверх, другие - вниз, где с удивлением, словно на явленное чудо, смотрят на розы, прорастающие из пустой могилы. Вся фигура Богоматери залита ярким небесным светом, тем вечным светом, который всегда будет сиять над ее могилой.