Альбом 2021*6 (июнь)

Работа - лучшее лекарство; при всей постылости, которая есть во всякой работе, в ней же есть нечто спасительное. Все является совершенно в другом свете, многое омывается работой...

- Александр Блок, 1917 год, между двух революций

Не работала в июне 2021*.

В конце июня пришло сообщение от постоянных экскурсантов из Дюссельдорфа: “Татьяна, добрый день! Как у Вас дела? Надеюсь все здоровы? Сто лет уже кажется не виделись Хотела узнать, нет ли у Вас в планах когда-то снова начать наши чудесные прогулки? Мы уже так соскучились, что ждём с нетерпением”.

Ответила, что рада весточке, не виделись мы 9 месяцев, но каких! Со здоровьем сейчас, правда, не очень … пока на больничном и восстанавливаюсь. Планы есть: я думаю про август (самое раннее) или с сентября выходить из «комы», в которой мы все оказались. Обязательно хочу наверстать упущенные в прошлом году экскурсии (Нидеркассель: деревня, сад и японцы / Иттер и Химмельгайст с Санкт-Николаусом) и вернуться к жизни нормальной, обязательно с вами, я тоже соскучилась) ждите хороших новостей, я постараюсь не заставлять вас дольше скучать))

И вот ещё такое сиюмоментное в стихах:

Я лежу с карандашом в руке,
путаюсь в извилистой строке.
Весь в заботах о текущем дне,
внешний мир опять мешает мне.

Я-то сам давно уж вне игры,
но соприкасаются миры.
А поскольку я живу в миру,
не могу совсем залезть в нору.

И спасая от расстройства ум,
отражаю непотребный шум.

Александр Флешин
(10 февраля 2000)

Поэтому запишу этот июнь (раз уж лежу с карандашом в руке), а точнее - хорошее, чтобы было что вспомнить - спасая от расстройства ум.

А у нас в квартире газ (зачёркнуто) прошёл дождь и парилка, вовсю цветут розы, трава по пояс, клубника больше помидоров - лето (ещё в самом начале). Банан для масштаба)

2.6. - по-летнему ели: тартар под открытым небом, пили вино с льдинками и смотрели на небо. Кусок того неба прилагаю.

5.6. Лето. Выходные. Дома. Белые цветы. Чёрный хлеб. Сама садик я садила и хлеб тоже сама пекла (тяп-ляп и готово. Вкусный, с маслицем. Всё по наитию). Хорошо получилось.

8 июня ужинали в садике, под пение чёрного дрозда и говорили о нём: сидит, говорили, не на верхушке, как его коллеги-предшественники на посту придворного певца.

Через минуту он пересел на верхушку и продолжил там арию "На чёрной ели чёрный дрозд пред ночкой чёрною поёт". Не знаю, что и думать.

Много ели спаржу, как и положено в июне.

Мама рассуждает (после обсуждения "тетери, это кто?") - что, мол, ведь "похлёбка" странное слово. Я ей было про "простонародное", о котором я от неё же узнала (есть история, как деревенская девочка не знала, как суп варить), но вспомнила про выдающегося Похлёбкина и зачитываю ей в ответ такое:

"Лёгкие супы, представляющие собой овощные отвары, чаще всего отвар преимущественно одного овоща, дающего тон и вкус супу, с прибавлением некоторых других овощей и пряных трав, оттеняющих основной вкус. Примером может служить картофельная похлебка, являющаяся отваром картофеля, в котором наряду с измельченным, разварившимся картофелем присутствуют и целые картофелины или их крупные куски и который сдобрен луком (репчатым и зеленым), петрушкой, укропом, сельдереем и чесноком. Это - вкусный, питательный, ароматный и легкий суп, который дают больным, обычно отказывающимся от пищи из-за отсутствия аппетита. Картофельная похлебка с чесноком и укропом - верное средство вызвать и восстановить аппетит.

Другой широко известный пример похлебки - это французский луковый суп, который во Франции подавали при королевском дворе в 2 часа ночи - для восстановления сил гостей, уставших от бала. Он представлял собой прозрачный отвар большого количества репчатого лука (8 луковиц на 1 литр воды), с добавлением свежего лука-порея, укрола, сельдерея, петрушки, черного и белого перца. Такую похлебку в лучших европейских клиниках и поныне обязательно включают в меню выздоравливающих больных, перенесших большие потери крови или имеющих тяжелые ожоги.

Таким образом, похлебки исторически в процессе развития кулинарии всегда относились к особым супам диетического направления и потому сравнительно редко появлялись за обычным столом. Это постепенно привело к тому, что далеко не всем стал понятен сам термин "похлебка", неясно стало, чем он отличается от других супов.

...Похлебки - это только легкие супы, являющиеся исключительно растительными отварами. Именно поэтому они и не удержались в обычных, повседневных меню. Чтобы приготовить мясной отвар, не нужно особого уменья. Чтобы приготовить растительный отвар вкусным, требуется искусство.

Кроме того, похлебки нельзя оставлять, а тем более разогревать - они теряют все свои положительные свойства. Поэтому похлебки - супы не для ленивых поваров, а тем более - не для общественного питания.

Похлебки - типичные домашние, даже скорее узкосемейные, "придворные" супы в лучшем понимании этого слова. Они требуют свежих овощей и тщательности приготовления".

Кулинарный словарь В.В. Похлебкина (2002)

Домашняя ботаника тоже хороша!

Ботаника летом - благодатная.

Сначала маки (у меня тоже, в соответствии с сезоном) - из нашего дюссельдорфского ботсада, куда я пошла накануне операции (и не пожалела - мне эти кадры напоминают о том, что жизнь очень хороша, даже если в какой-то момент это не вспоминается) - сад в университете (и клиника, ближайшая к моему дому, тоже).

Картинки лета из ботаничекого сада. Время роз.

Миртовые деревья цветут: розовым и жёлтым. Нет, не мимоза, мирт тоже. Кунцея - в честь директора Лейпцигского ботанического сада по фамилии Кунце - в дюссельдорфском саду - лето такое…

Прелести ботаники - большие и малые, простые, казалось бы, знакомые. Гигантский клевер, и золотой одуванчик-гигант, гладиолусы-лилипуты (дикие), лук, капуста...

Ягоды. В ботаническом саду же, я себе позволила по одной попробовать. Вкусно было и мысль пришла: хорошо как!

Буддлея очереднолистная (даже с бабочкой) - Buddleja alternifolia, она же: Магнит для бабочек, Рай для бабочек, Бабочковый кустарник, Осенняя сирень.

+ суккуленты оттуда же)

А ещё мне встретилась в кампусе университета бузина чёрная (подумала: поищу точное название, а в инстаграме Elena Newerdowski предъявила мне информацию как по заказу: Бузина чёрная - это общее имя вида. Конкретно сорт на фото зовётся Black Lace)) - мне это дерево чёрными листьями очень приглянулось и я решила, что мне его надо для садика приобрести теперь уже. А веточки, с которых бело-розовые цветки опали - как кровеносная система (прям, в мою тему больничную).

Попалось вот такое альбомно-дневниковое видео. Мои мотивы) А на 7-8 минуте вижу "краем глаза" картинку, понимаю: Дюссельдорф это! Ставила на стоп и вчитывалась. Точно: Дюссельдорф, а как же)))

Цветы июня, мои (в саду и дома).

1) мой садик: зацвели гортензии (в этом году ослабленные), гвоздики, традесканция, розы (цветут все шесть). Розарий мой!

2) Та-да! У меня в садике зацвёл самый крошечный кустик лаванды, наверное, в целом мире. Нано-лаванда из мини-лаванды, недорого купленной и неудачно посаженной в прошлом году. Прям, с гордостью.

3) клинеры (так, кажется, это сейчас правильно называть) - дочь с матерью, турчанки, приходили ко мне после моего возвращения из больницы*, с цветами (розы и лаванда) из своего сада - трогательно до слёз.

4) с моего места работы пришёл букет и открытка по почте (не тронуло и цветы завяли буквально сразу)

Страшная весть 19 июня: в Риге умер Слава Сэ, Ваныч, Вячеслав Солдатенко. COVID. 52 года. Сантехник, семьянин, бард прекрасный писатель и добрейший человек. Тончайший стилист и знаток русского языка.

Коронавирус и показатели вакцинации в Дюссельдорфе: (по информации KV Nordrhein на 30 июня)

Заболеваемость за 7 дней упала в июне с 36 до 6 человек *на 100.000 населения

Первичная вакцинация: 57,3 процента
Вторая вакцинация: 40,6 процента

В июне возобновилась работа всех магазинов, общепита, музеев, культурных учреждений и фитрес-клубов.

24 июня в Германии отмечают Johannistag – День святого Иоанна Крестителя (Предтечи), Johannes der Täufer. *отмечается католической церковью с V века, в день рождения Иоанна Крестителя (который родился у пожилых родителей ровно за 6 месяцев до рождения Христа).

В этот день заканчивается сезон спаржи. Я сходила за спаржей (а также картофелем и ветчиной) в нашу деревню (сезон спаржи закрыли, немного грустно - и так каждый год: грустим, ждём, ждём, ждём и радуемся! Обязательно придёт новый)))

Проинспектировала: цветёт катальпа (дерево такое), липа, жасмин, лаванда (белая в том числе), луки, клевер, бузина, ежевика и репейник.

Видела клевер, сено и шиповник.

На обратном пути ела пломбир в вафельном стаканчике и вспоминала детство. Лето в деревне. Люблю эту деревню) за околицей. Около нашего дома - дорогу перейти - деревенский район (называется Урденбах).

Там есть улица, где тротуар шириной 40 сантиметров и заросший)))

Пройдусь там - и ощущение каникул в деревне в детстве (чуть углубиться - коровы под яблонями пасутся). Прогулялась в магазин, в деревенский наш (ближайший из шаго-доступных), обратила внимание, что сейчас цветёт (душисто, как сирень) бирючина.

Бирючину знаете? Она – близкая родственница сирени. Обе относятся к одному семейству маслинных. Приглядевшись, можно найти в этой белой "диковатой сирени" многие черты сиреневой родственницы: тип ветвления и некрупные душистые белые цветки, собранные в пирамидальные кисти. Цветение в июне-июле.

Ботаники утверждают, что род бирючина (Ligustrum) насчитывает до 50 кустарников. В наших краях она типична для живых изгородей: в Дюссельдорфе бирючина — распространенный кустарник для формованных изгородей, так как легко и хорошо переносит частую стрижку и при правильном подходе позволяет создавать безукоризненно ровные геометрически правильные изгороди. В естественных условиях бирючина обыкновенная растёт в Средней и Южной Европе, Малой Азии, Южной Украине, на Кавказе. Плоды - мелкие, чёрные шаровидные блестящие ягоды (размером с чёрный перец). Для людей плоды ядовиты, поэтому есть синоним: Волчьи ягоды.

В нашей деревне, что за углом, как видно, цветисто и весело, но есть одна улочка, там - дом необычно ... минималистичный.

И, на удивление, такие же (почти!) минималисты-аккуратисты живут строго напротив. НО: они позволили себе "чуть лишнего" - куст на углу дома ))).

Но и в деревне можно выпендриться) - красивая ковка на окнах "карпорта" - ради красоты, или "для фасона")) и прочее.

Посмотрела (проверила цензурность) в словаре синонимов:

выкаблучиваться
выеживаться
щеголять
козырять
форсить
фасонить
красоваться
рисоваться
франтить

Сорня(чо)к, растёт на тротуаре - на моём пути в гараж. Красивый и необыкновенного для сорняков цвета (отцвёл к концу июня).

Кому – ромашки,
кому – кукушки.
А в небе звёзды –
кофейной гущей.
Бросают карты
на стол старушки
Судьбу пытают
на сон грядущий.

Найти бы только
волшебный ключик,
Узнать бы только
такое слово…
А на дорогах
полно колючек,
И гнётся ветер
от смеха злого.

Кляня и «правду»,
и ложь «святую»,
Листва трепещет,
вздыхая тяжко.
Судьбе навстречу
иду вслепую.
Гоню кукушку,
топчу ромашку.

(с) Александр Флешин, 1962

*(специально убрала пониже)
Совсем не работала в этом месяце. Две первые недели - больничный и подготовка к операции, две последние - послеоперационный больничный. Середина июня - была жара и операция: трудно дышать, но сказала себе: надо не терять надежду. С понедельника по пятницу была в больнице, поправляясь ❤️🩹 и поэтому пусть мне будут напоминанием об этой неделе в клинике два ботанических артефакта: подобрала и засушила цветки из ботанического сада (на фото: палата (вид в понедельник), на подоконнике которой они ждали переезда в мой домашний гербарий).

Пять дней и четыре ночи в больничной кровати - предостаточно! Там, в клинике, есть и библиотечка, и кафе (ими не пользовалась, мимо проходила). Надо было ещё многое (пару недель) переосмыслить. Много переписывалась и по просьбе “болельщиков” показывала питание.

Пришлось пострадать. Случилось, к несчастью, осложнение (говорят, бывает) после запланированной на 15.6. и удачной операции на почке, и я теперь хорошо знаю, как страшно удушье.

Всем-всем многим откликнувшимся и пожелавших мне на фб добра очень благодарна: я очень тронута вниманием и отзывчивостью, не ожидала - принимая каждое пожелание близко к сердцу, не могла не выполнить: обещала выздороветь быстрее и быть здоровой и сильной. Обещание выполнила.

Еда и красота + теплота и доброта, которые спасут мир. И меня. Почтальон (что развозит только посылки) вручил мне (называет всегда вежливо: "Это вам, фрау Щён", говорит) пакет июньской гуманитарной помощи из Бордо.

*в университетской библиотеке есть факультет писем (!) в географическом институте!)!)!)

Это так приятно, Лена упаковывает всё с любовью) Душевно и вкусно (очень аппетитно) - как тут не выздороветь в рекордные сроки. Мне уже совсем хорошо!

А ещё нас 29.6. вечером (чуть) не затопило - после грозового ливня розы повесили головы и я их спасла в дом. Вот такие букеты у меня (большой пришёл в последний день июня (и бутет радовать меня в июле) по почте: с пионами, хризантемами, пореем и лилиями, к нему добавила “персиковые” розы).

На третий день пионы стали огромными, лилии раскрылись и заходящие к нам могли восклицать: “Какой огромный!”

Практически никуда не выезжала. Только быстро к врачу-специалисту в соседний городок Эркрат. И в район Пемпельфорт. Консультировалась перед операцией в другой дюссельдорфской (католической) клинике. Интересно, что у них есть информация на русском, к примеру, такая: Указания для наших пациентов: Возможность парковки на автостоянке, принадлежащей нашей клинике, временно ограничена. В качестве альтернативы направляйтесь к nahegelegenen Parkhaus in der Nettelbeckstraße 8, 40479 Düsseldorf. Оттуда вы доберетесь до клиники Мариен в Дюссельдорфе пешком за пять минут.

Именно так и получилось: пришлось отъехать в соседний с больницей квартал и там припарковаться, оттуда фотографии города - дома приглянулись.

Но операцию решила делать в университете (он ближе - в прямом и переносном смысле).

Зашла до операции (накануне) в больничную часовню, посмотреть (теперь ещё и сфотографировать) витражи. Они очень современны и тем интересны.

В какой технике сделаны? Наверное, назовём эту технику "аппликацией". Там цветное стекло наклеено на стекло...пакет.

Вот что в прошлом году узнавала:

Чтобы украсить часовню художественно оформленными окнами, необходимо было собрать пожертвования на сумму 200 000 евро. Любой, кто жертвует деньги, на которые можно полностью оплатить одно новое яркое окно (около 5000 евро), может увековечить своё имя в окнах в боковых нефах.

Новая концепция оформления помещения была разработана профессором Томасом Кесселером из Бад-Хеннингена, который родился в городе Гельзенкирхене. «Кто я на самом деле: художник, скульптор или архитектор? Порядок не плох, потому что живопись привела меня к скульптуре, а затем и к архитектуре» - так представляется Томас Кесселер, преподающий "искусство цвета" - в 1998 году Кесселер был назначен профессором по цвету и пространству и базовым художественным навыкам преподавания дизайна интерьера в Университете прикладных наук Оствестфален-Липпе в Детмольде (Fachbereich Detmolder Schule für Architektur und Innenarchitektur der Technischen Hochschule OWL das Lehrgebiet „Raum- und Farbgestaltung – Grundlagen des Entwerfens).

А в 1975-1981 годах он учился в Художественной академии Дюссельдорфа, у профессора Эрвина Хеериха (и сдал несколько позже выпускной экзамен на кафедре архитектуры в Дюссельдорфской художественной академии у профессора Эрнста Каспера). В 1990 - 1992 годах поработал преподавателем архитектуры в альма-матер в Дюссельдорфе.

Только на примере этого стекла: столько интересного всего вокруг! Этот профессор с яркими полосками в Кёльне оформил старую церковь чёрно-белым стеклом (там и алтарный крест такой - вот какой-то дюреровский, но на стекле)!

В университетской клинике оказалась потому, что сама её выбрала (а этот выбор был связан с тем, что я “исторически привязана” к университету Дюссельдорфа и каждую тропинку там знаю, теперь вот и отделение, которое с точки зрения пациента никому не буду рекомендовать). На выходе из “клинической” часовни увидела полку с табличкой "Берите" - там Евангелие с репродукциями гравюр Дюрера. Какой прекрасный подарок мне был сделан - книге 101 год!

А пока “...фантастические иллюстрации
позволяют любому домоседу
отправляться в мечтах
в любое недоступное путешествие…”

На больничном особенно не разбежаться, приходится ещё больше занимать себя чтением. Это хорошо, конечно. Люблю читать и думать. После Блока (биография и дневники) - книга о Дюрере (так как книга с его гравюрами подтолкнула). И если блоковское - это одно столетие (всего-то!) назад, то дюреровское сильно удалённое, полтысячелетия - не шутка! - но вот "виртуальные путешествия" и там (а, вообще, интересно про мирное развитие городов и культуру быта)):

"В Базеле тоже проходил церковный Собор, шестьдесят лет назад, и с того момента тихий торговый город, который до этого кичился своим богатством и честностью коммерческих сделок, мгновенно возвысился до ранга патрицианского. Наблюдая высокопоставленных духовных лиц, останавливающихся в их домах, горожане переняли их манеры, их привычки, их любовь к роскоши. Когда было объявлено о том, что император Сигизмунд будет лично присутствовать на заседаниях Собора вместе с элитой европейской знати, взволнованные коммерсанты, гордившиеся старой частью города, поспешили придать ему великолепный вид, способный восхитить и удивить гостей. Многие художники поспешили перебраться в старый город, где их ожидала прибыльная работа. Одни принялись красить фасады домов в радужные тона в итальянском стиле, чтобы ласкать глаз прохожих. Другие работали над алтарями и переносными картинами, которыми восхищались бы прелаты и увозили бы их с собой по окончании Собора. А когда работа Собора и торжества закончились, когда кардиналы и знать разъехались, Базель, познавший новую жизнь, сохранил эту тягу к роскоши и культуре. Обретя вкус к произведениям искусства, город продолжал поддерживать художников и украшать церкви и свои дома.

В Базеле Альбрехт Дюрер окунулся в привычную атмосферу, знакомую ему по Нюрнбергу с детства. Здесь также царили и правили «знатные горожане». Торговля вдоль Рейна была в их руках. Они выступали скорее как посредники, обеспечивающие доставку товаров, а не как промышленники в Нюрнберге или банкиры в Аугсбурге, но они отличались также высокой образованностью и любовью к произведениям искусства. В Базеле, возможно, печатали даже больше гравюр, чем в типографиях Кобергера и его коллег. К печатникам относились с большим уважением, а издаваемые ими книги высоко ценились. Хотя итальянские гуманисты и презирали это новое изобретение, позволяющее размножать в большом количестве экземпляров одно произведение, пусть они хранят верность пергаменту и их каллиграфии, если их это устраивает. Печатные книги теперь приносят в каждый дом чудеса науки и поэзии. А фантастические иллюстрации позволяют любому домоседу отправляться в мечтах в любое недоступное путешествие… Не было ни одного дома, даже самого скромного, будь то ремесленника или крестьянина, который не был бы украшен гравюрой на дереве, раскрашенной от руки".

(с) Дюрер (а.с. ЖЗЛ) Марсель Брион (пер. Л. Ф. Матяш)

И "путешествуя" с Блоком - в Париж (где я была дважды: в январе 1994 года, там мне было сделано предложение зваться Щён, и потом ещё жарким августом 1997 года с подругой и её дочерью - по совпадению одновременно с тем, когда Папа Римский принял участие во Всемирном католическом дне молодёжи)). Вот мнение Александра Блока (1911 год, август тоже был жарким):

"Париж - Сахара - желтые ящики, среди которых, как мертвые оазисы, черно-серые громады мертвых церквей и дворцов. Мертвая Notre Dame, мертвый Лувр. В Лувре - глубокое запустение: туристы, как полотеры, в заброшенном громадном доме. Потертые диваны, грязные полы и тусклые темные стены, на которых сереют - внизу - Дианы, Аполлоны, Цезари, Александры и Милосская Венера с язвительным выражением лица (оттого, что у нее закопчена правая ноздря), - а наверху - Рафаэли, Мантеньи, Рембрандты - и четыре гвоздя, на которых неделю назад висела Джиоконда. Печальный, заброшенный Лувр - место для того, чтобы приходить плакать и размышлять о том, что бюджет морского и военного министерства растет каждый год, а бюджет Лувра остается прежним уже 60 лет..."

В следующем письме из Парижа Блок уже прямо пишет: "Я не полюбил Парижа, а многое в нем даже возненавидел. Я никогда не был во Франции, ничего в ней не потерял, она мне глубоко чужда..." (дальше описываются улицы, площади, сады, нравы Парижа - все в самых тоскливых тонах), в конце письма он прибавляет:"Вследствие всего этого, я уезжаю сегодня или завтра в Брюссель, а Люба через неделю уедет прямо в Петербург, искать квартиру".

Оттуда - в Германию, из письма от 16 сентября:

"Я в Берлине отдыхаю, хотя здесь тоже шумно и людно, и хотя я целые дни проводил в музеях. Все музеи (художественные) я уже осмотрел. Здесь не то, что в Париже, искусство можно видеть и понимать. Большого так много, что сразу приходишь в отчаянье, но потом начинаешь вникать и видеть. Хождение по музеям - целая наука и особого рода подвижничество; в Германии (и, надо отдать справедливость, в Голландии и Бельгии) музеи устроены почти идеально в смысле особого уюта и обстановки..."

Следующее письмо (прислано в Шахматове уже из Петербурга): "

Я очень рад, что вернулся... По Германии я ехал ночью и великолепно спал один в купе 1 класса, дав пруссаку 3 марки. В России зато весь день и часть ночи принимал участие в интересных и страшно тяжелых разговорах, каких за границей никто не ведет. Сразу родина показала свое и свиное и божественное лицо..."

- понятно, что про музеи Германии "идеальные в смысле особого уюта и обстановки" мне очень импонирует.

Читаю вот ещё что

Блок пишет матери - у меня откликается эхом через столетие - из Шахматова сын старается ободрить её: "Мама, я вчера получил твое письмо и весь день печалился... Живи, живи растительной жизнью, насколько только можешь, изо всех сил, утром видь утро, а вечером - вечер, и я тоже буду об этом стараться изо всех сил в Шахматове - первое время, чтобы потом, наконец, увидеть мир" (Александр Блок, 1910)

...как получается: столетие (2021-100) прошло и думается о нём ("золотые двадцатые", гражданская война, время после первой мировой войны и революций) - попались дневники Александра Блока, там обратила внимание, что ни дня нет в записях без "мамы". Поинтересовалась мамой Блока (а заодно и тётей), и вот что (мне очень приятно читать и знать) тётя Блока пишет о женщинах (а они все к сочинительству и переводам имели отношения) семьи, в которой вырос Блок:

"...Бабушка Александра Николаевна (прабабушка поэта) очень любила моего отца (деда поэта) и всю нашу семью. Сама она к старости очень смягчилась и за ласку готова была поступиться многим. Она по целым годам жила у нас в доме и оставила у всех самые лучшие воспоминания. Это была женщина старого закала, но отсутствие мелочности и такт помогали ей жить и в новых условиях, никого не угнетая своей особой. До покупки своего Шахматова мы часто бывали летом в Трубицыне. Предоставив хозяйство старшей незамужней дочери, бабушка А. Н. проводила остаток жизни за чтением и рукоделием. До старости помнила она державинские оды, прекрасно знала французский и немецкий языки и всему предпочитала Шиллера и Ламартина. Старшая наша тетка Софья Григорьевна также близка была к нашему дому. Единственная из сестер Карелиных, оставшаяся в девицах, она обожала свою мать, которая и умерла у нее на руках в глубокой старости. Ее необыкновенная доброта, общительность, простое и светлое отношение к жизни и легкий характер, при способности к самоотвержению, создали ей массу друзей в широком кругу семьи и знакомых. Она любила жизнь в ее простых проявлениях - в людях, в природе, была глубоко религиозна. Любила также живопись и литературу, своей наивной и чуткой душой чуяла лирику Тютчева, а впоследствии и Блока. И она, и мать ее играли в жизни его известную роль, о которой будет сказано ниже.

Наша мать, бабушка Александра Александровича, была выдающаяся женщина. Своеобразная, жизненная, остроумная и веселая, она распространяла вокруг себя праздничную и ясную атмосферу. Способностями отличалась разносторонними и блестящими. Без всякой посторонней помощи выучилась говорить и писать по-французски, по-английски, по-немецки. Знала также итальянский и испанский языки. Страстно любила литературу, много читала, помнила наизусть массу стихов русских и иностранных поэтов и при первой возможности занялась переводами, вкладывая в это дело много увлечения и таланта. Ее переводы отличаются свежестью и разнообразием оборотов. Особенно удавались ей диалоги и юмористические сцены. Работоспособность ее была изумительна. Она работала чрезвычайно быстро и, даже не перечитав своей рукописи, написанной твердым и четким почерком, прямо из-под пера отправляла ее в типографию. По свидетельству внука, Александра Александровича, "некоторые из ее многочисленных переводов остаются и до сих пор лучшими". (См. его автобиографию в "Русской литературе XX века", под ред. Венгерова). Между прочим, она мастерски читала вслух, особенно комические вещи, и страстно любила театр. В молодости писала много стихов и слагала их с необычайной легкостью, но печатала только переводы.

Вкус к литературе и хорошему русскому языку передала она нам, дочерям (матери Блока и его тёткам). Три из них (всех нас было четыре) так или иначе проявили себя в литературе. Все мы писали стихи и занимались переводами и компиляциями, но только старшая сестра Екатерина Андреевна, по мужу Краснова, оставила после себя два тома оригинальных произведений: один в стихах, другой в прозе. Александра Андреевна, мать поэта, печатала только детские стихи и переводы в прозе и стихах.

...В нашей семье наклонности и вкусы матери преобладали. Отец не передал склонности к естественным наукам ни одной из своих четырех дочерей. Все мы предпочитали искусство и литературу, но унаследовали от отца большую любовь к природе.

Мать воспитала в нас уважение к труду и стойкость в перенесении невзгод и физических страданий. Но вместе с этим передала и романтику, которой окрашивала все явления жизни. Можно смело сказать, что мы родились и выросли в атмосфере романтизма.

Общим свойством моих родителей было пренебрежение к земным благам и уважение к духовным ценностям. Бедность, которую испытали они в первые годы своего брака, переносили они легко и весело. Ложный стыд и тщеславие были им чужды. Пошлость, скука и общепринятая шаблонность совершенно отсутствовали в атмосфере нашего дома.

Таков был дух той семьи, в которой воспитывался поэтический дар Александра Блока..."

Бекетова Мария Андреевна "Александр Блок. Биографический очерк" (1930)