Иван Шишкин, письма из Дюссельдорфа

Заинтересовавшаяся читательница попросила поделиться информацией про художника Ивана Шишкина, "стажировавшегося" в Дюссельдорфе в местной академии художеств в 1864-65 годах.

Надо признаться: я тоже не всё знаю, поскольку специально этим вопросом не занималась. Но то, что мне показалось интересным, покажу.

Из писем Шишкина, отправленных из Дюссельдорфа

И. В. ВОЛКОВСКОМУ:

"Дюссельдорф. 15 сентября 1864

Любезнейший Иван Васильевич. ... Здесь, брат, лето было из рук вон. Положительно из рук вон, целое лето, и до сих пор погода ужаснейшая. Я в начале лета был на озере 4 кантонов, а потом перебрался в Дюссельдорф и оттуда ездил часа за 4 от Дюссельдорфа, там были из наших Каменев московский и Дюккер, можно было бы работать. Места очень хорошие. Теперь я в Дюссельдорфе нанял мастерскую и теперь работаю. ... Пожалуйста, напиши поскорее. Я теперь сижу без денег и, несмотря на то, едем с Каменевым на выставки в Брюссель и Антверпен. Надо же посмотреть и голландцев, и тогда довольно, домой. А Париж, брат, черт знает, что такое. Вавилон, совершенный Вавилон. Но об нем расскажу, когда увидимся. Прощай. Твой весь Иван Шиш[кин]"

И. Д. БЫКОВУ:

"Дюссельдорф. 29 сентября 1864 *про вариант-набросок будущей картины «Вид в окрестностях Дюссельдорфа»

Сюжет картины таков: «После грозы», на среднем плане остатки разбитого и сожженного молнией дуба, от которого частью будет виден дымок и прочее. Надеюсь, что Вы этим сюжетом будете довольны. Это из Тевтобургского леса, где я нынче провел дождливое лето. Кстати, нынче лето было здесь, да и везде, короткое, по крайней мере в Швейцарии и даже в Италии была прескверная погода. Надеюсь, что эта картина не будет этюд. ...Так вот какие вещи, добрейший Николай Дмитриевич, а всетаки дело скверное, я здесь за границей совершенно растерялся, да не я один, все наши художники и в Париже, и в Мюнхене, и здесь, в Дюссельдорфе, как-то все в болезненном состоянии - подражать, безусловно, не хотят, да и как-то несродно, а оригинальность своя еще слишком юна и надо силу. Желаю Вам всего хорошего. Остаюсь с исти[нным] почтением Ваш покор[ный] слуга Шишкин."

И. В. ВОЛКОВСКОМУ:

"Дюссельдорф. 27 февраля 1865

Любезный Волкач, ...При сем удобном случае поделюсь с тобой некоторого рода удовольствием, которое я имею случай ощущать. Видишь ли в чем дело: я по вечерам кое-когда порисовывал пером, и таким образом нарисовал 3 рисунка - вышли они очень недурны, я и возымел желание выставить их на здешнюю постоянную выставку и, что весьма нелегко, не бывши членом. Но как бы то ни было, а я выставил. ... я теперь сделался здесь известным, где и куда нейдешь, везде показывают, пошел вот этот русский, даже в магазинах спрашивают, не вы ли тот русский Шишкин, который так великолепно рисует, и можешь себе представить эту картину - словом, успех неожиданный и вдобавок один рисунок еще куплен на здешнюю постоянную выставку, рядом с Андр. Ахенбахом и Лессингом, (Лессинг Карл Фридрих (1808-1880) - немецкий живописец. Пейзажист и автор исторических картин. Представитель дюссельдорфской школы.) рисунки которых тоже там красуются, следовательно, и мой будет там же. Жаль цену назначил весьма ничтожную - 50 талеров. Заметь, что здесь [у] иностранцев не покупают - это так редко, а особенно у русских. Я никак не думал, что и понравятся, а не то, что купят. ... так вот, видишь ли, это ведь чудо [. . .], и теперь Дирекция выставки меня уже просит, чтобы я выставлял все, что только хочу... ...Прощай, кланяйся всем, в особенности Джогину и его семейству, - тороплюсь, брат, писать, ждут меня товарищи, один из них еще немец, идем на маскарад дурачиться. Будь здоров. Иван Шишкин. ...Письмо это осталось до утра и сегодня принесли мне лист журнала Dusseldorfer Anzeiger, (Дюссельдорфский вестник (нем.).) в котором с помощью переводчика можешь узнать, что говорят о моих рисунках - это, заметь, чужой голос. Ведь хорошо, не правда ли? А что, не будет подлостью или самохвальством перепечатать эту статью в русской газете? Мне кажется, тут ничего нет подлого, кроме как публикации - посоветуйся с Джогиным и сделай так, как он заблагорассудит."

И. В. ВОЛКОВСКОМУ:

[Дюссельдорф. Апрель] "Числа но знаю. На днях будет май (кажется) 1865

Любезнейший Волкач, Спасибо тебе за письмо и особенное спасибо за хлопоты при продаже моей (нрзб). Рад как нельзя больше. Деньги остальные оставь Дарье Яковлевне - мне они понадобятся, - я приеду в Россию гол как сокол... Я в последнее время сделался совершенно негодный мальчишка, решительно ничего не работаю, а шляюсь и мотаю деньги с хорошенькими девочками. Весна, да и какая здесь весна, просто из рук вон хороша. Мастерская теперь каземат совершенный. Вот уже три недели я все жду ненастья, чтобы начать кончать мои работы. Прощай, кланяйся всем. Остаюсь твой Иван Шишкин"

Вот что есть ещё на тему пребывания Шишкина в Западной Европе - из книги Ф.Мальцевой ' Мастера русского пейзажа ':

"Весной 1864 года Шишкин жил в Дюссельдорфе, а летом, вместе с приехавшим туда Л.Л.Каменевым и Е.Э.Дюккером работал на этюдах в Тевтобургском лесу. В том же отчете Шишкин сообщал в Академию Художеств, что он ездил в Женеву со специальной целью посетить мастерские Калама и Диде. Но встреча с Каламом не состоялась, так как последний в это время уехал в Италию и в том же году умер. Таким образом, укрепившееся в литературе о Шишкине мнение, что его творчество формировалось под непосредственным влиянием Калама и что будто бы Калам был его учителем за границей, не имеет никакого реального основания. Очевидно, Шишкин ограничился обязательным в годы пребывания в Академии Художеств копированием некоторых оригиналов и литографий этого известного тогда швейцарского пейзажиста. Работам Диде Шишкин дает в отчете, хотя и краткую, но очень смелую и самостоятельную оценку, отмечая в его картинах последнего периода излишнюю сухость и однообразие. Отнесясь весьма вдумчиво и критически к общему направлению, которое приняло в то время развитие искусства в Западной Европе, Шишкин с большой строгостью в оценках подходил ко всему, с чем встречался в своих личных занятиях. Живописный материал, оставшийся от этих лет (1862-1865), составляют пейзажные этюды с натуры и картина, написанная для петербургского коллекционера Н.Д.Быкова «Вид в окрестностях Дюссельдорфа». Живя за границей, Шишкин много работал по рисунку пером. Его рисунки пейзажей получили за границей признание среди знатоков искусства и создали молодому художнику славу. В то же время Шишкин изучал искусство гравирования на меди. В 1865 году Шишкину было присуждено звание академика. Торжественный акт присуждения звания свидетельствовал о завершении всех этапов художественного образования, о зрелости таланта и о полной вооруженности художника всем богатством профессиональных навыков и знаний, с которыми он может приступить к решению самостоятельных творческих задач. Позади остался весь долгий путь учения: и Московское Училище Живописи и Ваяния, и пейзажный класс Академии Художеств, и отеческая опека Мокрицкого. В том же году Шишкин вернулся на родину. Жизнь вдали от родины была тягостна для молодого художника - угнетающе действовала оторванность от друзей и невозможность работать над тем, что непосредственно влекло к себе его творческие интересы. Но, может быть, самым тяжелым была для Шишкина атмосфера всей художественной жизни на Западе, он чувствовал себя там вдвойне одиноким среди пестрого калейдоскопа различных направлений, школ и всех ухищрений модных художников. Передавая свои впечатления от западного искусства, он подвергал его строгой критике и судил его так, как мог в то время судить только русский художник, воспитанный на высоких принципах идейного искусства. «Касаясь вопроса о Мюнхенской школе вообще, - пишет Шишкин в отчете, - невольно придется бросить беглый взгляд и на требования публики, тем более, что она часто обусловливает труды художников. Здесь как число художников, так и людей, интересующихся искусством, весьма большое, но публика ли виновата в замечаемой неоконченности картин, или художник испортил взгляд ее - не знаю, однако, ходя по выставкам я видел весьма мало картин гармоничных. Поэтическая сторона искусства нередко убита здесь материальностью красок и самой работы. Публика, кажется, не требует очень многого, «сюжеты жанристов часто лишены интереса и ограничиваются сладкими сценами обыденной жизни; отсутствие мысли в картинах этого рода весьма ощутительно». На протяжении всей жизни за границей Шишкин не смог преодолеть этого чувства, и тяга в Россию была тем сильнее, чем ближе был день возвращения."