Письма из-за границы
/"Мы переехали не только Балтийское море, но переехали прямо в Европу средних веков. За исключением стен, разрушенных Наполеоном, город остался таким, как застал его Лютер. Поразительны эти узкие улицы, эти огромные дома, страдающие чахоткой, дома в семь и восемь этажей, с готическими фасадами, выступами, балконами, завитками, и все так тесно, так сжато, что скрывает свет божий, и кажется, идешь не по улице, а по ущелью, образовавшемуся от раздвоения огромной скалы".
Это Павел Анненков путешествует. Начало - про немецкий Любек. Много интересного (тревел-блог 1842 года, да и только)
“...смотрю в городе чудную половину собора, треть колокольни и 1/10 соседней башни, что все вместе составляет и начало здания, и развалину: две вещи, соединившиеся великолепно. Вот стоит новая подмостка для работников, а уж плющ вьется по стенам недоконченной башни и трава колышится на платформе ее. Архитектор кладет камень наверх и камень вниз, поправляя испорченное временем и в то же время продолжая. Сколько разбитых стекол, сколько упавших столбов! Однакож масса спицев самого собора, выведенная за триста лет, высится вся сполна, образуя колоссальный паук, которому подобного нет. Как ни много видел я церквей, но здешние византийско-греческие: Гереона, Мартина и Апостолов – поразили меня.
...Мне вздумалось даже (праздность есть мать выдумок), мне вздумалось даже прочесть, что такое написано на этих сквозных, летящих, говорящих массах (известно вам, готическая архитектура есть архитектура по преимуществу беседующая: ратушу Лёвена, например, можно читать, как книгу); итак, лишь только стал я разбирать каменное письмо, как открылся передо мною новый мир. Я открыл необыкновенные характеры, новые фантастические лица, не подозреваемые никем рассказы, неизвестные еще черты юмора. Я уже хотел писать об этом открытии в арзамасскую академию искусств, как через неделю в окнах одного из здешних магазинов увидел все мои открытия прекрасно нарисованные, еще лучше раскрашенные и объясненные очень точно и вразумительно. Проклятый век! Чего только не сделал он общим местом? Нет такого впечатления, которое не было бы уже известно тысячам, такой мысли, которая бы не приходила в другую человеческую голову. Как вы думаете: чтоб написать занимательное письмецо к приятелям в Петербург, нужно уехать, по крайней мере, в Тимбукту, к кафрам или в Вандименову землю.
...Я хотел написать вам об этом подробно, но, вспомнив, сколько тысяч таких впечатлений было до меня и как еще недавно Виктор Гюго достиг крайней степени пафоса за таковым же занятием, – снова устыдился и отложил перо. Наконец, здесь, в Кёльне, с какою любовью осмотрел я раку, где покоятся три восточные царя, шедшие за звездой в Назарет, как твердил я их имена: Гаспар, Мельхиор, Балтазар, как ходил потом в церкви Апостолов, вспоминая о благородной жене фрау Рихмодис, погребенной здесь заживо некогда во время чумы и вышедшей из склепа благодаря сребролюбию церковного пристава, пришедшего красть драгоценные перстни с ее пальцев; как, наконец, в церкви св. Урсулы с уважением обходил двойные ее стены, наполненные костями десяти тысяч кёльнских дев, принявших мученическую смерть… Да! думал я: непременно напишу вам о всех преданиях, легендах и сказаниях, существующих на Рейне и составляющих вместе с горами, окрестными благодатными (да здравствуют они! урожай нынче будет счастливый) виноградниками вторую, не менее прелестную, хотя и невидимую его рамку, – и что же? В тот самый день на столе моем лежала книга, сам не знаю, как очутившаяся: «Полное описание всех преданий, легенд и сказок, существующих на Рейне. 1842 года, Типография Котты в Тюбенгене». Скажите сами: после всего этого можно ли человеку, уважающему самого себя и не желающему быть ни литературным вором, ни компилятором, писать приятелям в Петербург письма, которые они, вдобавок, еще и печатают?”
Настоятельно рекомендую читать чужие письма - Письма из-за границы (с) Павел Анненков
В феврале был день экскурсовода - а я не отмечала (и даже не запомнила дату, мне некогда)) потому что работы много.
Для нелюбителей экскурсий есть один подходящий фрагмент из путевых заметок Анненкова:
"Вообрази, что недавно один путешествующий чудак (ещё из ученых!), выслушав несколько лекций в Берлине, сказал: «У меня пот выступил от умных вещей, которые я здесь слышал» (здесь очень много смеются над этим восклицанием). Ну, если у ученого выступил пот, то у меня, профана, должна уж выступить кровь; а потому, сберегая благородную кровь фамилии А<нненковых>, я предался площадям, погребам, картинным галереям, дворцам, музеям, театрам и т. п. Немецкий язык делается, сказать без скромности, очень ручным и начинает уж приходить есть ко мне из собственных рук моих".
*В примечаниях (очень люблю и эту часть в книгах) говорится:
"хранится черновой автограф Анненкова под названием «Путевые записки (о заграничном пребывании) Анненкова Павла Васильевича». Датирован автограф 1842—1843 гг.
Это папка, содержащая 49 + 50 листов. Листы подшиты и пронумерованы, но это сделано не автором; листы белой бумаги, разного размера и достоинства, большинство исписаны черными чернилами, некоторые карандашом. Почерк мелкий, бисерный, характерный для Анненкова в период 1840-х годов. Среди листов попадаются конверты, листы почтовой бумаги с цветными виньетками. Одни листы содержат заметки о памятниках архитектуры и искусства городов Италии, другие представляют собой краткие заметки о достопримечательностях городов Германии, Швейцарии, Бельгии, Голландии, Англии, Ирландии, Шотландии.
Среди этих разрозненных листов обращает на себя внимание несброшюрованная тетрадь размером 1/4 листа писчей бумаги, исписанная с обеих сторон черными чернилами, мелким, плохо разборчивым почерком. Рукопись носит черновой характер, есть помарки, много зачеркнутых слов и предложений. В отличие от других заметок, эта рукопись содержит последовательный рассказ о зарубежных впечатлениях автора и состоит из ряда законченных очерков о городах Западной Европы 1840-х годов.
Всего в этой рукописи ИРЛИ 49 листов с оборотом и один без оборота (с 23 по 72 л.). Начало рукописи отсутствует. Его удалось обнаружить в ЦГАЛИ, в фонде П. В. Анненкова (ф. 7, оп. 2, ед. хр. 6). Это четыре листа того же достоинства и формата, что и листы ИРЛИ. Они исписаны с обеих сторон черными чернилами, названы: «П. В. Анненков „Путевые записки“», датированы 1840 годом и содержат рассказ о начале зарубежного путешествия Анненкова, предпринятого им в 1840 г. вместе с М. Н. Катковым.
Листы ЦГАЛИ органически сочетаются с листами ИРЛИ. Воссоединенная рукопись состоит таким образом из 53 листов с оборотом и одного без оборота. Она содержит пять законченных очерков под названием: «Травемюнде и Любек», «Гамбург», «Берлин», «Лейпциг и Дрезден», «Прага».
На последнем листе тетради, непронумерованном, стоит заглавие «Вена», однако никакого текста нет, и по диагонали листа написано рукою Анненкова: «Путешествие 1840— 1843 гг.»
Пять очерков, обработанных Анненковым, представляют собой рассказ о достопримечательностях, природе, прошлом и настоящем главных городов Европы в первую половину 1840-х годов. Они являются качественно новым материалом по сравнению с «Письмами из-за границы», опубликованными в «Отечественных записках» за 1841—43 гг., хотя в некоторых деталях и совпадают с ними.
Написанные в основном во время путешествия, эти пять очерков готовились к публикации, возможно, уже после возвращения автора из поездки по Европе”.
«Письма из-за границы» по мере написания публиковались в журнале «Отечественные записки» (всего было опубликовано тринадцать «Писем») за 1841 — 1843 гг., в разделе «Смесь», выбранный не случайно: он позволил скрыть «Письма» от цензуры. "Стилевая манера «Писем», их иронический тон, обилие информации о культурной жизни Запада, обилие имён второстепенных актеров — все направлено было к тому, чтобы отвлечь внимание цензуры от основного — социально-политической и философской информации".
