Альбом градоведа - июль 2015 (Дюссельдорф + Зиген и Цонс)

• Первая экскурс-прогулка по изнуряющей жаре, но завершаемая в тени маленького парка "Флора". Мои спутники на температуру не жаловались.
• Из нового: опять пила арбуз-фруктовый коктейль: арбузный сок с мятой и лаймом (у нас говорят "лиметте") - освежает!
• В Зиген съездила - восторг (рассказала уже, только про то, что Гейне я там читала и веселилась, отложила на конец) - восхитительно.
• Погода: жара, пасмурность и снова жара, штурмовое предупреждение - обошлось.
• Гуляла по паркам и по городу, встречая маленькие чудеса.
• Купила новую гортензию (белая) и эдельвейс, а также мини-камелию. "Камелии" в интересном рассказе Лескова позабавили (в конце поста процитирую). Много читала.
• Финские (русские из Финляндии) журналисты были, кирмес наш приезжали смотреть, показывала (но сама не дошла).
• "Опять хочу в музей", - застала себя за этой мыслью в середине месяца (не смогла попасть в начале на одно мероприятие - закрутили дела-заботы), но в конце удосужилась: посмотрела китайский фарфор 18 века (впечатлило / фотографировать не разрешалось) и в краеведческий музей в Цонсе (малюсенькая экспозиция и 4 евро билет - несоответствие цены-предложения).

В парки люблю ходить и другим показывать. Смотрите. Летом - особенно хорошо!

А вот и "райский уголок" - Адам и Ева в мраморе. Приглядитесь, мне потом в последний день июля их двойники встретятся - что это?!.

Этот дом люблю. И район в целом - читайте про него, если  интересны ещё детали. Все, кто там был со мной (за них ручаюсь!) были очень довольны. Я считаю этот маршрут "моим собственным" - для любви к Дюссельдорфу непременным.

Район, который я называю винтажным. Оазис на задворках. Да, это очень центрально, но и альтернативно!

Винтажный магазин - там как в музее!

На экскурсии (которую я на сайте у себя опубликовала) прошли мимо тамошнего районного книжного шкафа (на набережной и в районе Герресхайм - такие же точно) - на улице Дюссель-штрассе (есть ещё "Дюссельдорфер-штрассе", но это в другом районе!).

Из этого общественного книжного шкафа мне достались (самолично достала/выбрала себе) две книги: про Сан-Суси и про Сталинград... Их я ещё не прочитала, у меня пока очень много читаемого: Генрих Гейне, мемуары о нём, Лесков, сказки и историко-архитектурное всякое.

А после зашли в настоящий (но "бунтарский" по своему происхождению) книжный, чтобы глянуть на выставку фото одного местного блогера "Я медленно иду по Дюссельдорфу". Неплохо я тоже так могу - и медленно ходить и фотографировать.

Только я не выставляю в книжном, а читаю книги и никак не дойду до своей. Дома на досуге побаловалась с новой программой обработки фотографий. Не знаю, тянет...

А потом я отдыхала один денёк - у меня выдалась оказия и я съездила - не по работе, а на свадьбу для себя! - в город(ок) Зиген. Начало там у меня было такое.

Иду церковь (довольно древнюю смотреть) - вижу авто..

В нём сидела невеста с подружкой. Жених и друзья ждали у входа в церковь. На свадьбу, правда, позвали, не пошла, вежливо отказавшись - у меня был план к верхнему замку пойти погулять :-)

Дождалась только, чтобы они венчаться ушли, фото двери церкви сделать.

Красиво сочетается - древняя церковь и ретро-автомобиль!.. .

Прогулялась с большим удовольствием, пофотографировала.

Чудные овцы в витрине художественного магазина.

В магазин с милейшими вещичками зашла, всё перебрала, ручку (для шкафчика какого не знаю) с птахой прикупила.

Такие к нам частенько в садик прилетают.

Пришла к месту встречи с мужем, дай, думаю, здесь подожду, почитаю книжки найденные (на бесплатной полке "возьми меня к себе домой") - немецкие сказки и легенды.

Сажусь к этим двум третьей буду.

Очень понравилась фотография.

Полка такая - чинная, книги "нетронутые временем".

О,.. Гейне!.. Беру, открываю.

Вот мой (выборочно) перевод (частично начатый уже в том кафе, где мне попалась книга) особенно понравившихся пассажей «Из мемуаров господина фон Шнабелевопского» (в этом произведении личные воспоминания поэта чередуются с забавно изложенным вымыслом) Гейне начинает главу VIII так:

«И не только в Амстердаме боги старались разрушить мои предубеждения касательно блондинок. И в прочей Голландии мне посчастливилось исправить свои прежние ошибки. И, поверьте, на самом теле деле я не хотел бы предпочесть голландок в сравнении с дамами других стран. Да оберегут меня небеса от такой несправедливости, которая с моей стороны явилася бы огромной неблагодарностью. Каждая страна имеет свою особую кухню и свою особую женственность, и тут всё - дело вкуса. Одни ж любят жареную курицу, другие - жареную утку. Что касается меня, я люблю жареную курицу и жареную утку, а также жареного гуся. Рассматривая с высоко-идеалистической точки зрения, женщины во всём мире определённо похожи на кухню своей страны. Иль британские красавицы не какие же здоровые, питательные, солидные, основательные, содержательные,  наивные и в то же  самое время так же превосходны, как добрые простые блюда старой Англии: ростбиф, баранина, пудинг  в пылающем коньяке, сваренные в воде овощи под двумя соусами, из которых один из топлёного масла? Тут не улыбнется вам какое-нибудь фрикасе, тут вас не обманет никакой ветреный слоеный пирожок с начинкой; тут не вздыхает остроумное рагу, тут не подаются всяческие пустяки,...и сентиментальные блюда, кои мы находим во французских ресторанах и кои представляют столь разительное сходство  с прекрасными француженками! Итальянская смугло-жирная, страстно-пряная, юмористически гарнированная, но в то же время томительно-идеалистическая кухня полностью обладает характером итальянских красавиц. ...Всё плавает в масле, бездеятельно и нежно, разливается сладкими мелодиями и трелями Россини и рыдает от ароматного лука и тоски!»

После такого "учения" о связи национальной кухни и женско-национальных характеристик, а также и аппетитного описания английской, французской и итальянской кухни - в купе с женщинами этих стран - восторженно приступает к немецкой кухне.

«О немецкой кухне - ни слова. Она обладает всеми возможными добродетелями и только одним недостатком; но я не скажу - каким. В ней есть чувственная, однако, нерешительная выпечка, влюблённые блюда из яиц, опытные пампушки, душевные овощные супы с ячменём, блины с яблоком и беконом, добропорядочные клёцки по-домашнему, а также кислая капуста - право, лишь для тех, кто её в состоянии переварить».

Потом рассматривается голландская кухня - там он "запутался" и сбился на фланелевые подштаники. «Что касается голландской кухни», - отмечает этот любитель поесть и женский любезник, - «разделка рыбы неописуемо особенно любезная» и «интимный, и, в то же время, глубоко чувственный аромат сельдерея. Самоуверенная наивность и чеснок. Порицания заслуживает, однако, то обстоятельство, что они носят трусы из фланели; я не о рыбе уже, но о красивых дочерях омытой морем Голландии».

В двенадцатой главе он восклицает... «Я томился в сердце и желудке. Если бы хозяйка «Красной Коровы» не полюбила меня, я бы умер от тоски». ... «Это была коренастая женщина с очень большим круглым животом и очень небольшой круглой головой. Красные щёчки, синие глазки - розы и фиалки».

Потом описывает один инцидент с этой женщиной и его последствия так:

«Была бы хозяйка заведения "Красная корова" итальянкой, она бы меня отравила, но так как она была голландкой, её люди подали мне лишь очень плохую еду. Первым блюдом был отсутствующий суп. Это было ужасно, особенно для такого хорошо воспитанного человека, как я, который с юных лет ежедневно ел суп, и который до сих пор не может представить себе мир, где утром не восходит солнце, а в полдень не подают супа…»

... Действительно так: немцы любят супы. Задумалась: какие супы ела. Томатный в гостях, чечевичный после работы - на рынке.

Смотрю на Дюссельдорф.

И я разглядываю город через фокус моего фотоаппарата. Вот такое - под крышей церкви Йоханнес-кирхе, глазом не разглядеть, а вот зумом - да)

Просто конь клетчатый на улице Берлинер-аллее, там всё ещё "метро-туннельная" стройка.

Кирпичный классицизм. И там была найдена дверь, ставшая окном.

Городские нагромождения напротив классики.

Иду на Кёнигс-аллею.

Летом тень от платанов очень кстати!

Могу спрятаться в тени и - приблизив зумом - фото-рассматривать людей. Очень много безделия. Люди отдыхают в городе. Лето же :-). .

И я отдыхаю, бездельно фотографирую. Эти эркеры-углы интересные.

А вот тут всегда предупреждаю всех: "Осторожно, велосипедисты".

Тоже самое, но без велосипедистки. На левом берегу Рейна виден Кирмес.

Мастерская Беи Шрёдер в Старый город переехала.

Заводила двух барышень с экскурсии в приличное место.

Гости есть (гостями я называю приятных экскурсантов), я могу их хорошо знакомить с прекрасным и приятным.

Гортензия повсюду зацвела (но в этом году как-хо хило) - вот из моего садика.

Эдельвейс, кстати, не выжил ему горы что ли нужны. Многое обрезала и боролась с сорняками. Новая белая гортензия - такая совсем белая.

В воскресенье съездила на встречу+прогулку в город-крепость Цонс. Мельница, дворики, зелень. Маленький, но полноценный отпуск. Немцы такие короткие поездки (чтоб "развеяться") "вылетами" ("аусфлюг) называют.

Камни крепости отражаются в оконце, что в кирпичной стене. Улицы узкие.

Он очень кирпичный, прочный, каменный местами (базальт!) - крепость же.

Фотографировала и рассматривала дома. Опять на отдельный длинный репортаж набралось (сейчас не буду).

Нагуляла аппетит и у-до-вле-тво-ри-ла (слово инересное!) его бергскими нашими вафлями.

Народ французский в петанг играет.

Я там встречалась с коллегой, которая новую (немецкую) экскурсию разрабатывает (такая умница!), обменивались опытом. Обменялись, распрощались, а я пошла удовлетворять своё музейное любопытство. В здешнем краеведческом музее экспозиция слабовата (мало экспонатов).

Но мне эта книга приглянулась. Моя тема: путешествия и 19 век.

Вот это современное понравилось. Вид снизу (висит на цепях).

Пивные бутылки, каскад.

Ещё там один ресторанный лепной потолок (религиозный сюжет) можно хорошо разглядеть.

С ангелами, которые кажутся "из мультика".

А вот и шишки оловянные. Это их самая важная составная часть коллекции - посуда из прекрасного олова. Она в наших краях очень распространена.

Покрупнее. Как у меня в садике - сосенка )))

Вид из окна музея.

Старина и тишина.

На пароме - обратно в Дюссельдорф - солнце, простор.

Народ такой спортивный. Многие - на велосипедах. И стар, и млад (одну очень пожилую симпатичную пару наблюдала).

Возвращалась уже в жару.

Это фото в главной католической церкви Дюссельдорфа, Санкт-Ламбертус. Ходила на мессу (службу) по случаю дня памяти покровителя города - святого Аполлинария. После долгого и трудного дня пошла (и отстояла, все места были заняты) - не пожалела. Была очень толковая и честная проповедь - зачем нам это всё?

А в последний день июля мне встретились ...Адам и Ева - поразилась немного. Жизнь прекрасна и поразительна, удивляйтесь и наслаждайтесь!

А вот рассказ Лескова о камелиях из Львова:

"Женщины во Львове могут наслаждаться гораздо большей свободой, чем у нас в образованном Петербурге и матушке Москве белокаменной. Бульвар по улице короля Лудовика усеян женщинами с самого обеда до 11 часов ночи; даже и позже мелькают женские фигуры, но никто к ним не пристает, как у нас, где честной женщине нельзя показаться на улицу, чтобы не услыхать тотчас же самых интимных предложений. Здесь женщины гуляют свободно и никто их не трогает, несмотря на то, что Львов особенно изобилует женщинами, торгующими своею красотою. У полек и этот промысел, блистательно защищенный некоторыми экономическими писателями, практикуется как-то гораздо благообразнее. Львовская камелия не бросает по сторонам наглых взглядов, не толкает нарочно локтем, не заговаривает с прохожим, как наша невская камелия, а гуляет себе пристойно, таким же шагом, как и прочие, и нужно обладать польскою ловкостью, чтобы, сохраняя все наружное приличие, все-таки дать заметить, что если вы пойдете за нею в десяти шагах, то, войдя в одни ворота, она вам тихонько шепнет: “prosze” и… расстояние совсем исчезнет. Камелий, разъезжающих в колясках, на собственных рысаках, здесь нет, но нет и домов, где гнусные спекулянты опутывают несчастную женщину долгами и наживаются от нее. Первое здесь невозможно, потому что страшная конкуренция необыкновенно сбивает цену, а эксплуатация женщин спекулянтами в том виде, как это известно у нас, не допускается австрийской полициею. Больше уж, кажется, записать о Львове нечего… Да! Во-первых, я должен вступиться здесь за честь моей родины, оскорбленной г. Головиным в изданных им лекциях “О френологии”. В этой тоненькой книжечке, за которую г. Вольфганг Гергард дует очень толстые деньги, сказано, что мы, русские, не можем похвалиться изобретательностью, потому что вся она ограничивается изобретением самовара. Это несправедливо. Мы еще изобрели рукомойник со стержнем, и Европа сделала бы очень хорошо, если бы усвоила себе наше второе изобретение. Чая здесь пить невозможно, потому что его варят в кофейниках; но это еще ничего: не единым чаем человек жить может; но как жить, не умываясь? А умываться здесь русскому человеку решительно невозможно. Во всех гостиницах дают продолговатую фарфоровую или глиняную лоханку, а при лоханке графин с водой, и больше ничего. Из графина наливают воду в лоханку, и полощите в ней свою физиономию. Очень хорошо было бы, если бы поляки обзавелись нашими калужскими умывальниками".

Да я просто зачитываюсь, это как интересный блог, только автор пишет нам из 19 века). Читаю у Лескова "Из одного дорожного дневника" (так как в Зигене (в дороге, практически) прочитала “Мемуары герра фон Шнабелевопски” («Memoiren des Herrn von Schnabelewopski» 1834, автор - Гейне) над которыми я хохотала и восторженно пересказывала мужу.

Лесков пишет:

"6-го сентября 1862 года. Известный господин фон Шнабелевопский уверяет в своих записках, что его мистическое стремление к осуществлению аграрных законов в новейшей форме произошло не вследствие некоторых особенностей его дородового развития. Он объясняет в себе это стремление тем, что его родительница, нося его в своем чреве, постоянно читала Плутарха и, может быть, заинтересовалась одним из его великих мужей. Господин фон Шнабелевопский полагает, что если бы в этот многозначительный период матушка его читала жизнеописание Картуша, то он, может быть, сделался бы знаменитым банкиром, а сделавшись известным банкиром, г. фон Шнабелевопский, разумеется, мог бы быть и министром финансов... Высокие мнения г. фон Шнабелевопского имели на меня такое большое влияние, что я перестал смотреть на людей как на независимых, самостоятельных деятелей и все их поступки, нравы и направления объясняю обстоятельствами, происходившими во время их рождения. Впоследствии, когда я прочел Тристрама Шенди, я еще более утвердился в сказанном положении и теорию Роберта Оуэна ставлю выше всех известных и не известных мне уголовных кодексов. Несчастное чтение записок г. фон Шнабелевопского и еще более Тристрама Шенди сделало меня в известном смысле фаталистом. Оно также развило во мне терпимость, вследствие которой я с одинаковым спокойствием наблюдаю деяния банкиров и хлопоты о введении между ангелами, населяющими землю, новых аграрных законов, отчего, впрочем, хлеб непременно вздорожает. Но это же чтение причинило мне очень много совершенно лишних забот. Когда я встречаюсь с новыми людьми, я впадаю в ужасное беспокойство, потому что меня сейчас же начинает мучить вопрос: что читали их матери в то время, когда были ими беременны? Разрешение этого вопроса в некоторых странах должно быть очень затруднительным, и я не знаю, что было бы со мною до сих пор, если бы я родился не в России. Россия мне необыкновенно мила тем, что в ней я могу гораздо легче определять, каких авторов читали матери моих земляков. У нас лица для этого необыкновенно удобны. Особенно утешает меня выразительность лиц московских и киевских. По рельефности этих выражений я давно решил, что матери современных москвичей во время беременности или ничем себя не беспокоили, или же всего внимательнее просматривали “Московские полицейские ведомости”. Киевские же, наоборот, страдали всегдашним беспокойством и проводили время за “Сандрильоною”. Волынские матери читают календарь, издаваемый в Бердичеве отцами-кармелитами или бернардинами, орловские — “Евгения Онегина” и киевские святцы, а курские — киевские святцы и “Евгения Онегина”. Камень преткновения для меня всегда находился в Петербурге. Очевидно, что матери наехавшего сюда населения что-то читали; но что такое они читали, нося залоги супружеской любви, я этого никогда отгадать, верно, не мог. То же самое могу сказать и об окрестностях нашей милой столицы. Всякая поездка из Петербурга меня мучит, и я успокаиваюсь только в Москве, когда понесет съестным. Вот, например, теперь, в купе, которого 1/8 часть я приобрел за 14 сребреников, от Петербурга до Вильна, есть одна барыня, сидящая со мною нос против носа; немец, сидящий рядом с барыней; священник, сидящий рядом со мною против немца, и четыре француза. Когда они взошли и уселись — я не заметил, потому что уселся раньше всех и тотчас, усевшись, впал в то моральное и физическое бездействие, которое, как известно, итальянцы называют dolce far niente. Странность состава моей компании я заметил только тогда, когда вагон качнулся, и послышалось несколько прощальных возгласов: “adieu, прощайте, do zobaczenia!” Немец ничего не кричал, и этой скромностью заслужил некоторое мое внимание..."

О))) Лесков понимал юмор и Гейне!