Гейне на Рейне, 1820-е годы, молодость. О внешности.

Студент, каникулы. 1820 год.С особой любовью Генрих Гейне изучал сочинения Байрона*. Летом 1820 года он часто нанимал лодку до Годесберга, "деревни, расположенной в часе гребли от Бонна вверх по течению"; там он имел обыкновение отдыхать, лёжа в лодке и держа перед собой томик Байрона. С середины августа "до половины октября 1820 года он жил в расположенной напротив Бонна деревне Бойель", где он снял комнату на время каникул, и там в уединении он начал работу над своей извест­ной трагедией «Альманзор»...

Потом он отправится в Берлин.

Интересно, что его однокурсники в то время чувствовали себя в «общине верующих в Гейне», которая возвела в культ «учение о едином человечестве, не знающем никаких националь­ностей». ...Интернационал Гейне?..

*Элиза фон Гогенхаузен, которая в то время в Берлине занималась переводами прославленного бри­танца, лорда Байрона, первая провозгласила в 1821 году Гейне (познакомившись с ним лично) преемником Байрона в Германии, что вызвало немало возраже­ний; "однако это её признание обеспечило ей вечную благодарность со стороны Гейне".

Творчество и личность. Генрих Гейне.

О его внешности так вот (отчасти по-разному) рассказали его современники Карл Везерманн, Германн Шифф и Георг Книлле:

"...в начале 1822 года в Берлине, внешность его — а ему было лет двадцать пять—двадцать шесть — производила приятное впечат­ление; хотя ростом он был ...несколько ниже среднего роста, он был тем не менее строен и весьма пропорционально сложен; черты его лица были правильными и почти не выдавали его еврейского происхождения; у него был несколько бледный цвет лица, бороду он брил, одет был в полном соответствии с модой: носил чёрный фрак, чёрные панталоны, сапоги с острыми носками, чёрный жилет, высокий белый галстук, который слегка прикрывал подбородок, и высокую войлочную шляпу с широкими полями (так называемый «боливар»). Он столовался ... в «Кафе Нацио­наль» на улице Унтер-ден-Линден и вообще жил по-барски". *** "Внешность Гейне не была импозантной. Он был бледен и хил, его взгляд был тусклым. Из-за близору­кости часто щурился. Из-за выпиравших скул на его лице образовались те мелкие морщинки, которые могли выдать его польско-еврейское происхождение. В ос­тальном он не был похож на еврея. Цвет его гладко причёсанных волос был неопределённым, зато он лю­бил показывать свои изящные белые руки. В его характере и поведении была благородная сдержанность, некое личное инкогнито, с помощью которого он скрывал свое истинное достоинство от других. Он редко бывал оживлённым. Я никогда не видел, чтобы он, будучи в дамском обществе, говорил комплименты женщине или молодой девушке. Он говорил тихим голосом, монотонно и медленно, словно подчеркивая каждый слог. Время от времени, когда он вставлял острое словцо или умное замечание, на его губах возникала какая-то четырехугольная улыбка, совершен­но не поддающаяся описанию". *** "Гейне едва достигал среднего роста и был тщеду­шен. У него был очень приятный голос, лукавые глаза средней величины, светившиеся умом и живостью; увлечённый разговором, он имел обыкновение их при­крывать; у него был красивый, резко очерченный нос с легкой горбинкой, ничем не примечательный лоб, свет­ло-русые волосы и рот, который постоянно подергивал­ся и очень выделялся на его продолговатом, худом и болезненно бледном лице. Его алебастрово-белые руки отличались изящнейшей формой и некой одухотворен­ностью. Особенно красиво они выглядели, когда друзья, собравшись в своем кругу, просили Гейне продекламировать его великолепную песню о Рейне: «Как из тучи светит месяц...» и т. д. Тогда он обычно вставал и далеко простирал свою красивую белую руку".

А теперь смотрите, как иначе запомнил его восторженный ученик по имени Левин Браунхардт:

"На­сколько я сейчас еще могу вспомнить, Гейне находился в то время в расцвете своей молодости. Он был скорее высок, чем коренаст, его прекрасное, еще юношеское лицо излучало здоровье. У него были красивой формы голова и белокурые волосы. Ничто в его внешности не указывало на его восточное происхождение. Одевался он всегда модно и элегантно. Одним словом: «Не was а real gentleman, comme il faut» с головы до пят".

"Гейне вёл с нами занятия по французскому, немецкому языку и истории Германии. Он был великолепным лектором. С большим воодушевлением, более того, с неподражаемым поэти­ческим вдохновением он описывал победы Германа, или Арминия Германца, и поражение римского войска в Тевтобургском лесу. Герман, или Арминий, был для него примером великого героя и патриота, который рисковал жизнью, всем, что имел, чтобы завоевать свободу для своего народа и сбросить римское иго. Когда Гейне, напрягая голос, восклицал, как некогда Август: «Вар! Вар! Отдай мне мои легионы!» — его сердце ликовало, его прекрасные глаза блестели и его выразительное мужественное лицо сияло радостью и блаженством.

Мы, его слушатели, были в высшей степени изумлены и даже потрясены; еще никогда прежде мы не слыша­ли, чтобы он говорил с таким воодушевлением. Мы были готовы целовать ему руки, и наше почтение к нему сильно возросло и осталось у нас на всю жизнь.

Само собой разумеется, что попутно он высказывался и о современной Германии. Мне особенно запомнилось, как он при этом выражал глубочайшее сожаление по поводу тогдашней раздробленности нашего отечества и говорил буквально следующее: «Когда я смотрю на карту Германии и вижу эту уйму цветных пятен, меня охватывает настоящий ужас. Напрасно спрашивать себя, кто, собственно, управляет Германией». К сожа­лению, поэт так и не дожил до объединения Германии во главе с доблестным и справедливым императором, которое он предсказывал в одном из своих последних стихотворений.

С радостью и любовью мы занимались у него французским языком. Уже после трех месяцев занятий я мог переводить Плутарха. Будучи девяностотрехлетним старцем, я и сейчас горжусь тем, что могу сказать: великий поэт особенно благоволил ко мне. В шутку он называл меня своим маленьким любимым учеником Вагнером. Я должен был приносить ему книги из Королевской библиотеки и менять их, а также оказы­вать другие мелкие услуги, за что получал от этого благородного человека щедрое вознаграждение. ...

Очень часто Гейне говорил о своей матери, которую любил с истинной нежностью. «Моя мать, — говорил он, — верно, родом из благородной еврейской семьи. Евреев часто изгоняли из европейских стран, так что мои предки оказались заброшенными в Голландию, где словечко фон превратилось в ван»...

О своих родных местах в Рейнской области он говорил с воодушевлением и описывал их как рай земной".

Закончить эту заметку хотелось бы "рекомендательным" письмом Фердинанда Гримма (да-да, брату Братьев!) Якобу и Вильгельму:

"Берлин, 6 мая 1824 Я рекомендую вам хотя и не окончившего курс, но наблюдательного Г.Гейне из Дюссельдорфа, который возвращается, чтобы еще раз прослушать лекции о пандектах, в Гёттинген, где он уже прежде учился,.. и охотно хотел бы познако­миться с вами. Хотя его внешность не способствует возникновению хорошего впечатления о нём, зато в стихах его содержится что-то подлинно пережитое, они привлекают тем, что звучат как хорошие народные песни..."