Таинства Дюссельдорфа?

“…Графиня Дюссельдорфѣ, обладала всѣми достоинствами, какими только природа можетъ одаритъ человѣка..."(с)

Все гиды любят "тайны", а я не люблю, но могу вам даже про Таинства Дюссельдорфа поведать :-)

Не на экскурсии, а здесь и сейчас:

читайте: "Братоубийца, или Таинства Дюссельдорфа" - Сочинение англичанки Анны-Марии Маккензи.; Перевод с французскаго. - Издание второе. - Москва: В Университетской типографии, 1816. - 18° (15 см)

"«Я не могу более её видеть», восклицал Дюссельдорф в порыве отчаяния, «преступница, нещастная, и притом всегда любезная...»" (с)

Об авторе, переводчиках и содержании - я не только про "Таинства" ведаю, но и о том, как они появлялись на свет.

Автор «Братоубийцы», Анна Мария Уайт (Wight), в первом браке Кокс (Сох), во втором Джонстоун (Johnstone), в третьем Маккензи (Mackenzie), писавшая также под псевдонимом «Эллен из Экзитера» (Ellen of Exeter), дебютировала в середине 1780-х годов. В 1790-е годы она отдает дань готическому жанру...

А дальше - больше, то есть много имён (знакомых и выдуманных). Уже эпиграф по-своему хорош:

«Надежда! ты моя Богиня!
Надежда! друт души моей!
Мне жизнь — печаль; мне свет — пустыня;
Дышу отрадою твоей.
Карам-з<ин>»

"И здесь нам приходится обратить внимание на /.../ имя — 3. Буринского, переводчика «Братоубийцы» А. Маккензи.

Подобно Загорскому и Вронченко, Буринский принадлежал к литературной среде Московского университета.

К 1802 г., когда вышел его перевод, Захар Алексеевич Буринский (1784—1808) окончил Московский университетский благородный пансион и стал студентом университета. Его друзья и сверстники пророчили ему блестящую будущность; Жихарев пишет о нем в дневнике с неизменно восторженными интонациями: «... будущее светило нашей литературы, поэт чувством, поэт взглядом на предметы, поэт оборотами мыслей и выражений и образом жизни — словом, поэт по призванию!»...в числе его друзей — пансионеры и студенты разных поколений: Н. И. Гнедич, Е. Ф. Тимковский, младшие по возрасту: М. В. Милонов, Н. И. Тургенев, А. С. Грибоедов.

...Ранние литературные интересы и пристрастия Буринского: он выбирает для перевода готический роман с «ужасами» и чувствительными сценами. Роман был уже замечен русскими литераторами: Г. П. Каменев в октябре 1800 г. пишет из Москвы С. А. Москотильникову, что накануне прочел «роман "Dusseldorf ou le Fratricide", переведенный с английского. <...> Штиль очень не дурен, и много новых фигурных оборотов». Итак, Буринский выбирает роман, уже получивший у русского читателя некоторую известность, и руководствуется при этом, конечно, не только эстетическими, но и чисто прагматическими соображениями. Как большинство его однокашников, он нуждался и искал заработка. Показательно, что он не поставил на переводе своего имени, — и в этом отношении также не был исключением: лишь разысканиями В. Н. Рогожина, которым мы обязаны раскрытием и других имен, в частности Загорского, было установлено, что именно Буринский представил в цензуру рукопись".

"Практика коллективных переводов, существовавшая уже в XVIII в., с развитием литературной коммерции стала обычной среди недостаточных московских студентов. Е. Ф. Тимковский (1790—1875), учившийся в университетской гимназии и с 1806 г. в университете, очень выразительно рассказывал об этой литературной поденщине. «Нередко случалось тогда (не знаю, как теперь), что переводчик, не понимая хорошенько самого содержания оригинала, не будучи довольно силен в языках, иностранном и отечественном, кое-как клеил свое создание, неутомимо путешествуя и простыми и вооруженными глазами (в очках) по лексикону немецкому — Академическому или Французскому Татищева.

Сами посудите, что это за произведения были — пестрые, уродливые, часто непонятные! Зато каким же и воздаянием венчался подобный труд! — Студент-бедняк (достаточный, разумеется, и не думал о таких поблекших лаврах), переведший по своей воле, а не по заказу, какую-нибудь книжку, положим, роман, переписавши его чистенько, отправляется, бывало, робкими стопами в лавку, например, значительнейшего в то время московского книгопродавца Матвея Глазунова. Вот брадатый книжник, с улыбкою фарисейскою, воздымает на широкой своей длани принесенную рукопись и таким образом, не читавши ее, а по весу бумаги решает участь ее, определяя тут же и последнюю цену, которая бывата так скудна, что за печатный лист приходилось переводчику рубля 3 или 4 ассигнац<иями>. Лучшие же переводчики, возбудившие уже корыстное внимание книгопродавцев, получали за свой труд по 6 и 7 рублей с оригинального листа»"

Его проясняет А. Д. Боровков, приятель Тимковского, учившийся в университете в 1804—1807 гг. «Я занимался и переводами романов, которых не знал и заглавий, — рассказывает он. — Здесь надобно объясниться: кандидат Буринский, знавший хорошо русский и французский языки, брал от книгопродавцев на подряд переводить романы. Он разрезывал их по листам и отдавал для перевода ученикам, платя от 5 до 10р<ублей> асс<игнациями> за печатный лист оригинала; потом сам все сплачивал и сглаживал стиль».

Не исключено, что и роман «Братоубийца» был переведен именно таким образом и что среди студенческих переводов, отредактированных Буринским, были и другие готические романы, вышедшие до 1808 г. — года его безвременной смерти. Однако этот роман имел некоторые особенности, которые как будто показывают, что в этом случае выбор был произведен сознательно, — почему и остановиться на нем следует несколько подробнее".

О «Дюссельдорфе, или Братоубийце» (1798, фр. перевод 1798, 1799):

"Действие романа происходит в Германии в конце XVII — начале XVIII в. Рассказ начинается с тайны. Священник Готфрид Гостейн, некогда воспитатель графа Осмонда Дюссельдорфа, владельца наследственного замка, оказался свидетелем и участником какой-то зловещей семейной драмы. Он навлек на себя ненависть графа, был удален из замка и доживал свой век в его окрестностях, в маленьком домике, с женой Доротеей и воспитанницей Софьей, тайну происхождения которой он тщательно скрывает. Угрожающее письмо, полученное им, заставляет его искать спасения в бегстве.

Гостейн знает предысторию событий, о которых не рассказывает даже в своей семье. Для читателя общий их контур вырисовывается из отрывочных реплик и размышлений священника, переданных нарочито неясно. История семьи омрачена преступлением, корыстолюбием и предательством, жертвой которых явились брат Осмонда Фердинанд, пропавший без вести, и жена его Алексовина, умершая при обстоятельствах, не менее загадочных. Преданность Гостейна Алексовине и была основной причиной ненависти и гонений Дюссельдорфа.

Перед отъездом Гостейн посещает замок, и старый слуга позволяет ему пройти в давно запечатанные покои Алексовины. Пустые комнаты вселяют в слуг суеверный страх, но Гостейн, преодолевая тревогу, добирается до комнаты, где висит портрет покойной. Из-за рамы выпадают бумаги. Гостейн берет их с собой.

Целью путешествия Гостейна является Норвегия, Берген, где живут родные жены. Туда же отправляются Доротея с Софьей. За ними по пятам идут преследователи, посланные Дюссельдорфом.

Гостейна тяготят воспоминания и подозрения: «... злополучный Фердинанд! Благородный, добродетельный и искренний Фердинанд, где ты? Ты не знал адского заговору, ты не видал той бездны, в которую низвергнулся, ты обнимал изменника Осмонда, который тайно старался тебя погубить...». Он видел Алексовину, заточенную мужем; он пытался оправдать ее в глазах Осмонда, терявшего разум от ярости и ревности. «Я не могу более ее видеть», восклицал Дюссельдорф в порыве отчаяния, «преступница, нещастная, и притом всегда любезная... Прощай навеки, Алексовина! Навеки — так! навеки!». Дальнейшие события оставались окутанными тайной для читателя; он узнавал только, что они были причиной страшной ненависти Дюссельдорфа к Гостейну и причиной постоянных душевных терзаний для самого священника.

После смерти Алексовины Дюссельдорф вступил в новый брак. Накануне свадьбы его пугает приход солдат, осыпающих его ругательствами и угрозами за нарушение обещания и упоминающих о замке Карлоштейн. Невеста, Оливия, обеспокоена: жених ее скрывает какую-то тайну, быть может, преступную.

Глава 2 третьей книги вновь возвращает нас к судьбе семьи Гостейна. Доротея и Софья ждут прибытия священника. Во время одной из уединенных прогулок по берегу моря Софью настигает прилив. Она на грани гибели; ее спасает незнакомец и приводит в хижину птицеловов. Те удерживают ее у себя. Доротея, в тщетном ожидании мужа и воспитанницы, впадает в полубезумное отчаяние и умирает от потрясения и болезни. Между тем мнимые птицеловы увозят Софью в Германию: они не спасители, а похитители, подосланные Дюссельдорфом, и имеют приказание доставить свою жертву в Дюссельдорф, на вечное заточение.

Описание этого путешествия — зимой, в жестокую стужу, нам еще придется цитировать, говоря о Г. П. Каменеве, отмечавшем «зимние сцены» как одно из наиболее впечатляющих мест романа. А. Маккензи усвоила эстетические уроки Э. Берка: величественные и ужасные картины природы вызывают у нее «глубочайшее благоговение к высочайшему Творцу вселенной».

Софью привозят в Дюссельдорф и заключают в замке, где она встречает Гостейна. Оба они — пленники Осмонда Дюссельдорфа, который обещает Гостейну свободу в обмен на раскрытие постоянно мучающей его тайны:

«Скажи, Готфрид, <...> скажи только, чье это дитя? и сей же час будешь свободен, — кому принадлежит сия девица?

— Вам, граф!

— Я знаю ее, так, я ее знаю, — и огонь ярости засверкал в глазах его. — Но она умрет! Все то, что остается еще для моего поношения, погибнет, кроме (тут он понизил голос) — кроме того, что теперь неизъяснимо».

Дюссельдорф готов осуществить свое намерение, но заступничество младшего брата Альберта удерживает его.

Альберт Дюссельдорф все время находился в гуще семейных событий, но, казалось, никогда не вмешивался в них. Он вызывал подозрения, но всегда искусно их рассеивал. Он был поверенным и Осмонда, и Фердинанда, и Алексовины, но умел исчезать со сцены перед драматической развязкой. Сейчас он опять исчезает, потому что на сцене вновь появляются солдаты, некогда напугавшие Дюссельдорфа, и называют его убийцей. Спасение приходит от молодого офицера. Это Конрад, сын Фердинанда Дюссельдорфа.

Гостейн знает, что Осмонд Дюссельдорф подозревал жену в связи с Фердинандом; теперь у него закрадывается мысль, что Фердинанд был убит.

Тем временем приближается день свадьбы Осмонда, и вместе с тем растет смятение жениха. Однажды, когда он сидел в темноте в задумчивости, мимо него промелькнула тень. «Он затрепетал... Ему показалось, что он видел тень Алексовины. Белизна платья ее приметна была в темноте; он не имел охоты гнаться за сею мечтою...» (4, 131—132).

«Несколько минут прошло в таком глубоком молчании, как вдруг двери, которые были в самом темном месте той комнаты, тихонько отворились.

Граф оборотился в ту сторону и приметил вид женщины, которая удалялась и тотчас исчезла в темноте. В ярости, забыв всякое благоразумие, вскричал он: я вижу судьбу мою! она меня преследует! — она преследует меня немилосердно!

И вдруг, побуждаемый отчаянием, он обнажает свою шпагу, схватывает со стола свечу и бросается в комнаты, ведущие в библиотеку, призывая громко Филиппа и Порта, своего камердинера».

Свадьба состоялась — но отчуждение между супругами переходит в прямую холодность; с другой стороны, графиня Оливия проникается сочувствием к молодой узнице — Софье, к которой все более привязывается. Кто-то пытается устроить побег Софьи из замка. Побег удается — и Софья примыкает к кортежу Оливии, отправляющейся в Вену.

В венских сценах на первый план выступают новые лица и намечаются разгадки тайн —частью ложные. ... Ложной разгадкой является раскрытие происхождения Софьи: ее объявляет своей дочерью новая знакомка Оливии г-жа Бем: под этим именем скрывается от постоянной угрозы жена Альберта Дюссельдорфа и сестра покойной Алексовины. Обнаруживается и след Альберта, исчезнувшего из замка Дюссельдорфов: он также скрывается от какой-то опасности.

Граф Осмонд Дюссельдорф, в полном смятении чувств от угрызений совести, ярости, ревности и боязни правосудия, бежит из родового замка, откуда исчезли и Альберт и Гостейн. Он также скрывается в Вене, то впадая в неистовство, то пребывая «в холодной бесчувственности жесточайшего отчаяния». Здесь он встречается с Альбертом и бросается на него с обнаженной шпагой. ...Раны Альберта смертельны; Осмонд отдается в руки правосудия. В тюрьме он впадает в безумие, но радуется осуществленной мести.

Тем временем с помощью бумаг, обнаруженных за портретом, разрешается тайна рождения Софьи: она — дочь Альберта и его жены, скрывающейся от него под именем г-жи Бем.

Гостейн едет в Линц, в крепость, где ждет своей участи Осмонд, чтобы сообщить ему это и поддержать его. «Может быть, мои старания могут быть полезны графу, может быть, Небо позволит, чтобы я возвестил ему мир и прощение». Жена Осмонда Оливия и Софья едут с ним. Но радость встречи вызывает у Дюссельдорфа новый приступ безумия...

Гостейн сострадает графу: его преступления — следствие необузданных страстей и «адской хитрости», обмана, «оно не было последствием испорченной души его, не было следствием врожденного злодейства».

Иное дело — Альберт. Именно он оказывается причиной всех несчастий, обрушившихся на семью Дюссельдофов, в чем и сознается сам на смертном одре. Корысть, честолюбие и завить к богатству и счастью братьев двигали им. Он мечтал стать единственным наследником имения в Дюссельдорфе, и для того ему нужно было устранить соперников. Тонко, под видом доброжелательства ведя интригу, «будучи хитр, хладнокровен и вкрадчив», он сумел оклеветать доброе имя Алексовины, обвинив ее в связи с Фердинандом и подтолкнув Осмонда к отравлению жены; обманом втянул в заговор Гостейна, подослал убийц к Фердинанду, пытался помешать новому браку Осмонда, готовил гибель новорожденной Софье и своей жене, пытавшейся спасти младенца.

И потому у Гостейна нет жалости к умирающему Альберту: он «чувствовал к нему только то, что чувствует строгой судья, произносящий приговор виновному, обремененному ужасными злодеяниями».

Следует заключение. Смерть Альберта. Суд над Осмондом. Он оправдан в братоубийстве, за неимением веских доказательств.

Появление Фердинанда, которого считали погибшим. Он бежал в Россию, «вступил волонтером в службу императора Петра I»; в результате ссоры с офицером и по доносу был сослан в Сибирь, где провел в ссылке 16 лет, испытав «болезни, голод и душевные горести».

Конрад, его сын, обручен с Софьей: граф Осмонд Дюссельдорф «соединил милую племянницу с милым племянником». Мать девушки и пастор, воспитатель ее, получили возможность наслаждаться счастьем молодых.

Сам граф Дюссельдорф снова поселился в Карлоштейне, но «глубокая задумчивость всегда изображалась на лице его», и он «всегда убегал маленькой комнаты и библиотеки».

Таково содержание «Братоубийцы»; в нем присутствуют почти все основные мотивы, характерные для готического романа: замок Карлоштейн (средоточие тайны и преступления), родовое сходство и тайна происхождения (Софья), герой-злодей (Альберт Дюссельдорф), мотив заключенной женщины (Алексовина и Софья), мнимое привидение (явление убитой Алексовины на второй свадьбе Осмонда Дюссельдорфа); таинственная комната; портрет, за которым важные бумаги, раскрывающие семейную тайну; суеверные слухи, болтливый слуга...

Но Маккензи соблюла свой принцип: построить роман тайн, исключив всякое, даже потенциальное присутствие сверхъестественных сил. Тайна, как она и обещала, возникает и сгущается в самом ходе событий; источником же ее оказывается злая воля преступника, что приближает повествование к последующему уголовному и детективному роману. Столь же последовательно провела она и дидактическую идею: священник Гостейн является воплощением нравственных устоев, которые выдерживают все испытания и искушения.

Тяготея в целом к сентиментальной готике, роман Маккензи, несомненно, испытал сильное воздействие «немецкой» традиции, что в первую очередь сказалось на характерах «злодеев». ...

Эта близость романа к немецкой драме, горячим поклонником которой заявлял себя Буринский в известном уже нам письме к Гнедичу, должна была импонировать ему и, может быть, повлияла на его выбор".

(Цитирую по статье В.Э. Вацуро "Готический роман в России". Источник: в сети)